Электронный журнал “Научный эксперт”, выпуск 7-8, 2009 г.

А.И. Агеев, доктор экономических наук, профессор, генеральный директор Института экономических стратегий РАН.

Не первый раз, когда звучат насыщенные тревожными настроениями диагнозы и предсказания, вспоминается поэт Всеволод Иванов, который в 1930-м году в разгар тогдашнего мощнейшего глобального кризиса, сказал о России: «И мертвее быть не может и чернее не бывать, и никто нам не поможет и не надо помогать». Правда, после этого Россия провела коллективизацию, индустриализацию, победила в войне, запустила человека в космос и совершила массу других подвигов. Но вот мы снова в той же самой ситуации, когда «мертвее быть не может и чернее не бывать»…

Новая эпоха турбулентности

Каков же диагноз современной ситуации?

Если говорить обобщенно, а язык синергетики позволяет это делать, то нет сомнений в том, что весь мир переживает турбулентный период.

Полноты картины ради стоит напомнить, что в начале 2008 года руководство России полагало, что, в отличие от всего мира, РФ удалось расположиться в «глазе тайфуна», где тишь и благодать. Такой феномен и в самом деле встречается в природных торнадо. Но век иллюзий недолог. Во второй половине 2008 года эти иллюзии спикировали в едва ли не панические реакции властей. Весной 2009 года острота мрачных впечатлений притупилась, пришло начальное понимание длительности кризисного периода и природы реальных вызовов, которые отнюдь не сводимы к «делевериджу», снижению размаха «финансового рычага» или невозврату кредитов. То ощущение релаксации, которое сейчас появилось у многих, надежда, что кризис закончился или скоро закончится, – это синдром, который финансовые спекулянты называют «бычий отскок на медвежьем рынке».

Чтобы избежать мозаичности восприятия вызовов, стоит обратиться к самым фундаментальным основам бытия «человейника». Это прежде всего народонаселение.

С. П. Капица проанализировал долгосрочную демографическую динамику человечества, показав, что с середины прошлого века каждое десятилетие на 80-90 миллионов человек становилось больше, а рост мирового населения приобрел экспоненциальный характер (рис. 1).

 

Рис. 1. Демографическая динамика

Фактически в мире появлялась еще одна Германия или одна Индонезия каждое десятилетие. Однако по достижении уровня в 9-11 млрд человек, по всей видимости, произойдет стабилизация населения планеты. Сдвиги, без сомнения, тектонические, не исчерпывающиеся только увеличением земных обитателей, но провоцирующие изменения всей повседневности бытия, идентичностей, культур, межнационального общения, миграционных потоков, международного разделения труда и т.д.. В 2020 году 55 человек в этом мире будут родом из Азии, Китая и Индии, а россиян, жителей СНГ и Восточной Европы будет всего человек семь из ста.

Вся эта демографическая масса, с присущими ей энергиями, надвигаются на Европу, США, на нас. Многие из этих демографических потоков очень хорошо организованны, и мы часто не отдаем себе отчета – насколько хорошо организованы. У них свои мировоззренческие парадигмы, идеалы, свои основы социальной структуры, образцы поведения, источники богатства СМИ и вооруженные силы.

В начале 2008 года в Давосе, когда эксперты, две тысячи человек, внимательно день и ночь анализировали будущие риски, ключевые представители мировой политической и деловой элиты пришли к выводу, что большинство глобальных рисков связано отнюдь не с обвалом фондовых рынков, а с состоянием здоровья – угрозой эпидемий, пандемий, массовыми хроническими заболеваниями, с изменениями климата, ведущими к жаре, засухам, продовольственным кризисам. Одной из наиболее серьезных угроз человечеству признана коррупция, сулящая триллионы долларов возможного ущерба мировой экономике.

На прошедшей в мае в Греции встрече членов Бильдербергского клуба весьма симптоматично отмечалось, что процесс унификации структур глобального управления разладился, что события стали настолько сложными, что даже очень мощные структуры успешно управлять ими не могут. Иными словами, глобальная ситуация гораздо серьезней, чем она видится из любого окна или амбразуры.

Ничто не ново под Луной

Если взглянуть на карту мира в 1900 г., то легко заметить, что основные мировые конфликты вызревали и вспыхивали вокруг доступа к основным источникам энергоресурсов и основных каналов торговли и коммуникаций.

Социальная турбулентность начала века имела глобальный размах: начавшись с англо-бурской войны в Африке, она продолжилась русско-японской войной, революциями в Мексике и других странах Южной Америки, серией европейских войн, предшествующих Первой мировой, а затем каскадом революций и гражданских войн, крахом нескольких империй.

Несколько строчек текста – а насколько колоссальные сдвиги они маркируют!

Экономическая динамика также в этот период претерпела две мощнейшие волны преобразований. С одной стороны, возник новый технологический базис, давший новые средства ведения войн, с другой – радикально изменились и структура собственности, и конфигурация игроков. Достаточно напомнить, что накануне Первой мировой войны была создана Федеральная резервная система в США и масштаб участия государства в экономике ведущих стран стал определяющим для инвестиционных потоков, выстраивания лоббистских групп и ориентации массовых политических движений. Три десятилетия данных сдвигов и попытки – как стихийные, так и рукотворные – установить равновесие на рынках привели к относительно спокойным, а по сути – релаксационным 1920-м годам и к новому глобальному неравновесию конца 20-х, известному как «Великая депрессия» в США и в целом в западном мире, как «Великий перелом» в СССР, как приход национал-социалистов в Германии и активизация милитаристских планов «страны восходящего солнца».

Нельзя не обратить внимания на ход кризиса сейчас и в 20-30 годы [1]. Вспомним, что и накануне нынешнего кризиса и тогдашнего, сознательно, никак не случайно, была избыточно накачана финансовая сфера. Денежные ресурсы перекачивались из реальной экономики в финансовые пузыри – это тоже была абсолютно сознательная крупномасштабная операция, у которой были свои авторы. При этом финансовые аферы (хотя так они не квалифицировались до поры до времени) были одобрены официальными властями, под них была подведена необходимая нормативная база или созданы законодательные пустоты. Власти, очевидно не без коррупционного подтекста, действовали как помощник и катализатор этих процессов.

Сопутствующие процессы также показывают очевидные параллели: сброс инфляции и перекладывание издержек схлопывания финансового сектора в другие сектора и страны, демонтаж реальной демократии и свобод граждан под шумок антикризисной политики; принудительная концентрация банковского сектора в интересах определенных игроков с эпидемией «банкирского социализма», социализирующего издержки и приватизирующего прибыли и т.п. Похожи и следующие страницы истории – как только правящему классу становится понятно, что система зашкаливает по своим допустимым значениям и проблемам, тут же назначается виновный. Сейчас в Штатах ФБР ведет расследование сотен дел в связи с мошенничеством в отношении вкладчиков, виновникам присуждают сотни лет пожизненного заключения, многие уже покончили жизнь самоубийством. Но аналогичные вещи были и в 20-е годы, и в начале 30-х. Даже такая пикантная подробность, как пропагандистское сопровождение антикризисных мер, похожа до нюансов! Главное в нем – создать в обществе эффект действенности антикризисных мер и заботы о народных тяготах. Наконец, как ударное антикризисное мероприятие – победоносная война. И вновь ничто не ново под Луной. Так реализуется «управление хаосом».

Вторая мировая война подвела итоги этому двадцатилетию глобального передела мира. Инерция послевоенных принципов распределения сил, ресурсов, резервных валют и технологических проектов, политических влияний и идеалов действовала вплоть до 90-х годов, пережив беспрецедентный мировой демографический прирост, деколонизацию, гонку ракетно-ядерных вооружений, сотни локальных конфликтов, «нефтяные шоки», экспансию средств массовых коммуникаций и т.п.

Иными словами, даже краткий обзор немногих ключевых событий предшествующего века показывает нарастание сложности устройства жизни нашего «человейника», хроническую турбулентность, лишь локально и/или на короткие периоды инкрустируемую видимостью стабильности. В этом смысле разворачивающийся в наше время вихрь разнообразных по генетике и проявлениям кризисов отнюдь не нов, а вполне логичен как очередной сбой системы мироустройства, попытка стабилизации в новом формате. Но в причинном анамнезе лежит в первую очередь демографическая, экологическая и технологическая подоплека. Рождавшиеся ежегодно в середине ХХ века 70-90 млн человек, а суммарно больше половины нынешнего населения планеты, образовали собой колоссальный по объему и исторической энергии сложнейший и неуравновешенный по многим параметрам организм, целеустремления которого стали главной ареной борьбы идеологических доктрин, препарирующих ни больше, ни меньше, а сами смыслы человеческого бытия. При этом прежние лидеры идеалотворчества переживают серьезные депопуляционные болезни.

В свое время Че Гевара заметил, что «начинает оживать этот мир, полный горячих сердец и кулаков, которые чешутся от желания умереть за свою землю и отстоять свои права, в течение 500 лет попираемые то одними, то другими», и что этот «марш гигантов не остановится до тех пор, пока не завоюет истинную независимость и свободу, за которую столько раз умирали впустую». Вот про этот пласт социальных энергий не стоит забывать, анализируя финансово-технические нюансы современного, на первый взгляд – финансового, кризиса.

Интегральная мощь стран мира

Проведенный в 2008 г. международный анализ 100 ведущих стран мира по параметрам их интегральной мощи (ИПМ) продемонстрировал весьма интересные результаты. Этот анализ опирался на методологию стратегической матрицы оценки потенциала государств, специально разработанный программный комплекс и участие международного коллектива экспертов [2]. Спектр сценариев глобального развития включает четыре базовых сценария, из которых в настоящее время доминирует на практике сценарий умеренной глобализации, предполагающий рост новых центров влияния, мягкое сворачивание США своей стратегии глобального лидерства и, соответственно – глобальной ответственности. При этом нарастают тенденции регионализации рынков капитала, рабочей силы, производства и товаров. Целый ряд процессов соответствует содержанию сценария «хаос»[3].

Данное исследование выявило, что ряд стран продемонстрирует в ближайшие 20 лет рекордный рост интегрального показателя мощи. Это, прежде всего, Китай, Бразилия, Индия, Иран и Вьетнам. Существенной будет эрозия интегральной мощи таких стран, как Пакистан, США, Турция, Норвегия.

Стратегический профиль России на фоне других стран БРИК продемонстрировал, что у нас весьма схожие с ними проблемы (рис. 2).

 

Рис. 2. Интегральный показатель мощи стран БРИК

Кроме того, интегральный взгляд на реальную мощь России показывает, что, несмотря на преимущество и лидерство Японии по целому ряду технологий, все-таки это страна, существенно уступающая по интегральной мощи такому большому «медведю», каким является Россия (рис. 3).

 

Рис. 3. Сравнение профиля России с другими странами

Другое дело, что эпоха турбулентности означает высокое разнообразие сценариев эволюции стран мира, особенно России. Так, если по десятибалльной шкале Россия имеет на сегодня почти 6 баллов – уровень великой державы с несбалансированными факторами мощи, то в ближайшие десять лет есть риски скатывания до второстепенной региональной державы с падением показателя ИПМ до 3-х и менее баллов. Но есть и возможности укрепления в статусе страны со сбалансированной мощью и с сохранением текущего четвертого места в мировом рейтинге наиболее мощных держав. Этот вывод представляется одним из важнейших, в том числе для реалистичного позиционирования страны в мире, в котором рейтинговые оценки играют стратегическую роль в принятии инвестиционных и иных управленческих решений.

Облик современного кризиса

На нынешний кризис надо взглянуть с многих точек зрения, три из которых, кажется, входят в обязательную программу любого текущего анализа и прогноза.

Это финансовый покров, структурная подоплека и духовный смысл глобального кризиса.

Как известно, объем мировой экономики 2008 года превысил 50 трлн долларов. Что из этой массы продукции и услуг является жизненно важным, что жизненно вредным – не столь важно. Показатель ВВП – не идеальное, но удобное первое приближение к пониманию экономики. Важно то, что объем всевозможных финансовых инструментов, выпускаемых особенно изобильно в последние 20 лет, превышает по самым осторожным оценкам 100 трлн, а с учетом производных бумаг – 700 трлн долларов. При этом понятно, что никто не даст точной оценки этого квазиденежного вороха. До какой степени можно растягивать пропорцию реальных и фиктивных активов – вопрос эмпирический. Сегодня некоторые финансисты впали в отчаяние, другие с азартом продолжают играть и выигрывать. Рентабельность финансовых u1089 спекуляций, как и предусмотрено в казино, и до кризиса была внушительной для относительно широких масс, таковой она остается и сейчас, – правда, для сузившегося круга особо удачливых или особо приближенных к источникам генерирования ликвидности. Многие события и их логика сейчас напоминают рисунок развертывания коллапса американского финансового рынка более 70 лет назад – при том, что генеалогия современных финансовых технологий восходит к весьма древним временам.

Дефолт как способ восстановления равновесия на финансовых рынках – вообще один из ключевых инструментов в успешной экономической истории США.

В любом случае огромная масса обесценившихся финансовых инструментов «схлопнется». Но нет ни одного игрока, который был бы заинтересован все это фиктивное, но глобальное хозяйство обрушить молниеносными темпами и общепланетарно. Стоит также заметить, что доллар сегодня обслуживает не 80% мировых расчетов, как 30 лет назад, а меньше половины. И это существенно.

У кризиса есть и еще один аспект. В 1970-е годы началась технологическая революция в финансовом секторе, позволившая ему вырасти в невиданных масштабах в 90-е годы. Информационно-коммуникационные технологии позволили не только увеличить объем операций, но и вывести их на такой уровень сложности и многообразия, что резко выросла сфера как «белых», так и «серых финансов».

Теневая финансовая система, опирающаяся своими щупальцами на наркобизнес, нелегальную торговлю оружием, человеческими органами, людьми и так далее, вообще оказалась неподвластна регулирующим институтам. Перед саммитом G20 2 апреля Г. Браун буквально ударил в колокол, явно обозначив эту тему. Перед этими законспирированными кланами тушуются официальные лидеры и США, и Франции, и Германии, и т.д. С точки зрения экономической структуры за кризисом скрывается мощный технологический сдвиг, означающий значительное перераспределение ресурсов и выход на первые роли новых героев. Для полноты картины учтем, что основные дивиденды повышения цен на нефть извлекали не только арабские шейхи и Россия. Понятно, что за этим стояли серьезные транснациональные корпорации, которые за счет 7-летнего ралли цен на нефть собрали очень серьезные ресурсы для инвестиций в новые сектора. Безусловно, вопрос использования накопленных ресурсов и эмиссионных рычагов – предмет жесткой политической борьбы.

Важнейший вопрос, который стоит сейчас – захлебнется ли технологический прогресс на Западе из-за дефицита инвестиций? Беспристрастный анализ показывает, что принципиального торможения технологического прогресса не будет. Более того, мы видим, что научно-технологическая революция разворачивается фантастическими темпами. Безусловно, такие сектора, как металлургия, финансовый и торговый сектор, претерпят заметные изменения, но темпы роста высокотехнологичных сегментов будут измеряться в ведущих странах 10-30%.

Пружины инновационного прорыва – конвергентные технологии: нано-, био-информационно-коммуникационные технологии, новые материалы. Взаимосвязано они представляют собой ядро нового, шестого технологического уклада. В России даже пятый уклад представлен слабо, а фокус мировой конкуренции за экономическое, социальное и военное лидерство в мире уже наведен на следующую технологическую волну. К счастью, у нас еще в активном возрасте поколение, которое способно совершить инновационный прорыв. По сути, страна сейчас живет талантами тех матерей и отцов, которые родили детей в 50-70-е годы.

Поколение, чья социализация пришлась на «ревущие 90-е», и количественно, и качественно обладает намного худшими данными для инновационного прорыва.

Отсюда жесткое требование к государственным тратам и инвестициям – надо не только спасать финансовый сектор и неудачно задолжавшие зарубежью корпорации, считающиеся «национальным достоянием». Важно успеть не в декларациях, но и на практике поддержать инновационный прорыв. Такова структурная подоплека кризиса.

Духовное измерение кризиса

С духовной точки зрения, кризис учит прежде всего ценить не деньги и их суррогаты сами по себе, а подлинные смыслы жизни. Ценить не новую модель «Порше», а краюху хлеба, которой может не оказаться под рукой. Ценить не гонку аксессуаров к телефонам или особняку, а саму возможность и радость творчества.

Он учит ценить наличие или отсутствие лекарств. Ценить не «казаться», а «быть». Кризис возвращает огромные массы населения, в том числе и олигархического контингента, к пониманию, ощущению, вкусу, созерцанию, слышанию истинного смысла жизни и в этом его глобальная духовная польза. Ограничивая потребительский ажиотаж, кризис акцентирует необходимость всестороннего творчества и наращивания жизнеспособности в любых условиях.

Следует подчеркнуть, что ключевые фигуры американской элиты прекрасно осознают именно технологическую и духовную подоплеки кризиса, рассматривая вполне инструментально управление «токсинной» массой финансовых обязательств. Не случайно А. Гринспен подчеркивает, что для США «самое важное – …это увеличить приток квалифицированный рабочей силы и провести реформу образования». И новый президент США Б. Обама настолько форсировано ставит акценты на этических аспектах кризиса, что финансово-технические аспекты урегулирования неравновесий на финансовых рынках меркнут.

Есть ли подобное осознание в рядах российской элиты? Наша главная элитная проблема была выявлена еще В.О. Ключевским, печально констатировавшим по поводу одного исторического периода, что «в этом придворном обществе напрасно искать деление на партии», в нем – «борьба инстинктов и нравов, а не идей и направлений».

Вот почему так важно сегодня обратиться в поисках антикризисных стратегий прежде всего к пространству идей, желательно вечных.

Надо сказать, что этот вывод не относится к категории прекраснодушных. Анализ исторической динамики России за тысячу лет показал сложную динамику колебаний по всем параметрам государственной мощи. Но фактом является то, что Россия в своей совокупной мощи поднималась лишь тогда, когда подъем предварялся u1088 ростом подсистем культуры и образования.

И второе обстоятельство – всегда, когда падала функция управления, когда  управление не оснащалось надлежащими научными знаниями соответствующего времени, и когда внешняя политика становилась зависимой, несуверенной, резко снижалась интегральная мощь страны. Верно и обратное – мощная лидерская функция всегда была способна компенсировать слабости других элементов российской мощи.

Стратегические риски развития России

Некоторые стратегические риски заслуживают особого внимания.

Во-первых, риск расчленения страны. Две трети российского населения не считает его сегодня актуальным. Но это не означает, что такой риск не должен быть уверенно и упреждающе нейтрализован.

Во-вторых, риск утраты общенационального контроля над фундаментальными природными ресурсами страны, к которым относятся не только нефть или газ, но и лес, и вода, и рекреационный потенциал.

В-третьих, риск катастрофического усиления депопуляции. В настоящее время реализуется один из пяти возможных сценариев демографической динамики – декларативная политика полумер, важных, но абсолютно недостаточных и не отражающих должной глубины понимания властями демографической катастрофы.

В-четвертых, риск фиксации сырьевой специализации российской экономики. При слегка изменившейся в настоящее время правительственной риторике – в пользу инновационного сценария развития – львиная доля государственных и частных инвестиций по-прежнему направляется в сырьевые проекты. Между тем мощное инновационное преображение требуется прежде всего ТЭКу, системам ЖКХ, здравоохранения и образования.

В-пятых, риск неумелого присоединения к ВТО и другим международным организациям. Текущий масштаб экономических потерь от слабости компетенций фирм и государства по капитализации имеющихся активов, в особенности нематериальных, существенно превышает текущие потери от вывоза капитала.

Стране необходим массовый всеобуч для понимания недоморощенных правил делового успеха, инвестиций в инновации и капитализации.

В-шестых, риск обескультуривания, деградации науки и образования. Комментарии излишни, кроме одного – без сильной и дальновидной государственной стратегии наращивания научно-технического и образовательного потенциала этот риск компенсировать невозможно. Особую угрозу представляет коррупция в этой сфере.

В-седьмых, риск внешнеполитических ошибок. Повысить свою интегральную мощь за счет геополитического и геоэкономического позиционирования Россия способна только в составе Евразийского сообщества, отчасти ШОС. Фокус только на нефтегазовых расчетах, усердного этно-культурного «ухода в себя», отталкивания «ближнего зарубежья», стратегически бесперспективен.

В-восьмых, риск управленческой бездарности. При сегодняшнем балансе стечения всевозможных обстоятельств, объективно благоприятных для России, есть высокая вероятность упустить имеющиеся шансы. Даже не заметив этого. Этот риск, увы, главный.

_________________________________________________________

1. См.: А.Агеев, Е.Логинов «New Deal -2008 – «новая сдача». Блудные ученики», Экономические стратегии № 2, 2009.

2. Идея построения стратегической матрицы многофакторного анализа базируется на постулате, согласно которому развитие страны (государства) происходит под влиянием набора факторов. Каждый фактор оказывает разноплановое воздействие на большую систему (государство). Все эти факторы классифицированы путем сведения их в несколько больших групп – каждая группа условно представлена в виде одного фактора, который в модели стратегической матрицы отражает совокупное влияние на развитие системы всех факторов относимых к данной группе. Значения факторов, описывающих территорию, природные ресурсы, население, культуру и религию определяют потенциал развития государства. Другая группа – факторы, отражающие реализацию имеющегося потенциала, – экономика, наука и образование, армия и внешняя политика. В качестве объединяющего начала потенциальных и реализованных возможностей выступает фактор управления, который чрезвычайно динамичен в историческом контексте, поскольку находится в зависимости от субъективных свойств лидера и эффективности аппарата государственного управления. Хотя воздействие факторов постоянно видоизменяется, для представления результатов исследования в конкретной временной точке используются их статические значения в конкретный период времени, которые оцениваются при помощи специально разработанных критериальных шкал. При определении значений факторов «Территория», «Население» и, частично, «Экономика» преобладает статистический подход. Для остальных параметров используется вычисление на основе обобщенных экспертных оценок. В этом случае факторы описываются рядом частных параметров, количество (как правило, в диапазоне 4-10) и относительная важность которых могут варьироваться для различных исторических или прогнозных временных рубежей. Их значения соотносятся со специальными критериальными шкалами, которые определяют верхний, средний и нижний уровень развития государства в диапазонах «сверхдержава», «великая держава», «региональная держава», а также низший уровень – «малое государство». Каждый из используемых частных параметров оценивается коэффициентом относительной важности и сопоставляется с другими параметрами. Использование многофакторной модели позволяет судить об устойчивости государства, рассматриваемого как большая система. Чрезмерное развитие одних факторов при существенном отставании других создает риски дестабилизации системы. В целом следует отметить, что авторам методологии «Стратегической матрицы» удалось решить крайне сложную задачу формализации и сведения в единую систему разноуровневой информации с высокой степенью нечеткости и неопределенности данных.

3. Подробнее см.: «Глобальный рейтинг интегральной мощи 100 стран мира» / Под ред. А.Агеева, Г.Менша, Р.Метьюза. – М.: ИНЭС, 2008.